«Мы пришли не ломать,
но строить…»:
православие и современная культура

Сегодня много говорится о взаимоотношениях религии и культуры, в частности, религии и современных светских культурных традиций. Не составляет исключения в этой связи и российское православие. «Религиозное возрождение» в условиях господства светской культурной традиции – проблема, выходящая далеко за пределы чистой научной теории. Однако без привлечения научного наследия адекватно осмыслить эту проблему не представляется возможным.

Великий русский ученый, крупнейший социолог ХХ столетия, ставший классиком и российской, и американской социологии П.А. Сорокин в 30-х годах выдвинул теорию культурных циклов. Согласно этой теории, подтвержденной на огромном эмпирическом материале, духовная, культурная и общественная жизнь всех известных цивилизаций подчиняется своеобразному закону «маятника»: она периодически обращается то к религиозным, то к чувственным, земным ценностям. Ушедший ХХ век, утверждал Сорокин, стал веком кризиса и распада чувственной культуры, сложившейся в Западной Европе к началу эпохи Ренессанса и охватывающей Европу, Америку и Россию. Но сквозь хаос, трагедии и ужасы этого времени уже пробиваются ростки нового, которое обращается к вечным и высшим ценностям. Если человечество выживет, то новая эпоха его жизни будет ознаменована возвращением к религии, забытой чувственной, материалистической и утилитарной культурой вчерашнего дня. Если человечество выживет, то оно выживет как созвездие культур и народов, где одной из самых ярких звезд должна стать Россия. Но, чтобы засиять новым светом, все они должны по-новому взглянуть на «хорошо забытые старые», традиционные ценности и в полной мере «воскресить» их в своей жизни.

Для России главной такой ценностью является православное христианство.

Строго говоря, оно никогда не уходило из нашей культуры. Оно жило в произведениях классиков всех видов искусства, в архитектурных ансамблях старинных городов и монастырей, в исторических повествованиях. Но в самой культуре, в ее живом творчестве православие уходило все глубже, становилось все неосознаннее в темных недрах «культурных архетипов», а на поверхности ее дробилось на осколки, утрачивавшие связь со своими корнями (кто задумывался, что обычное «спасибо» – это «Спаси, Боже»!). И мы, последние российские поколения, уже переставали узнавать его и слышали его голос все глуше и глуше.

Теперь оно возвращается к нам явно. Но оно возвращается не на пустое место: это место сегодня оказывается занятым пестрой и многообразной светской культурой. И эта культура содержит в себе многие ценности, нормы, обычаи, восходящие ко Христу и церковной традиции, но причудливо и сложно переплетенные, даже сросшиеся с нехристианскими, «языческими», среди которых значительное место занимают и такие, которые с христианством никак не совместимы. И эта культура весьма неоднозначно, противоречиво встречает вернувшегося хозяина.

Как христианство, как христианская православная культура должны относиться к светской культуре, которую они застают там, куда сегодня приходят вновь? Здесь видятся три пути, три стратегии, много раз опробованные в религиозной истории человечества.

Первый путь – «бегство от мира». Опыт такого «бегства», ухода от «мира прелюбодейного и грешного» был и у ранней христианской Церкви. Применительно к нашей ситуации это означало бы во имя сохранения чистоты веры и традиции религиозной жизни отгородиться от всех проявлений светской культуры – светского быта, светского искусства и литературы, светского образования, плодов светской науки и технологии, уйти в цитадели «первоначального» христианского образа жизни – монастыри, пустыни, общины и запереться в них. Но этот путь давно осужден и отброшен Церковью как противоречащий духу учения Христа. Так в первые века своего существования Церковь осудила ересь монтанизма, а в 17 веке в России – взгляды и практику старообрядчества.

Крупнейший религиозный православный философ Иван Ильин выразил христианское отношение к культуре в таких словах: «христианин призван не бежать от мира и человека, отвергая и проклиная их, но вносить свет Христова учения в земную жизнь и творчески раскрывать дары Святого Духа в ее ткани. А это и значит создавать христианскую культуру на земле». Светская, арелигиозная культура как проявление, как «ипостась» мира и человека не составляет здесь исключения. Она стоит в одном ряду с материей, телесностью, явлениями психической душевной жизни, такими как разум, эмоции и воля. Согласно учению Христа, все это нуждается в просвещении и искуплении, все это создано Богом чистым и прекрасным, но в той или иной мере поражено и испорчено грехом. И дар культуры, культурного творчества тоже дан человеку Богом – как то, что довершает богоподобие человека. Вспомним: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым…» (Быт. 2, 19-20). Культура начинается с языка, а язык, в свою очередь – с наречения имен. И это культурное творчество начиналось, согласно Писанию, еще в раю, под водительством самого Бога. И тоже было впоследствии испорчено грехопадением, но все же осталось причастным Всевышнему, чистым и святым в своих последних глубинах. И сегодня Церковь однозначно провозглашает то, что «Светская культура способна быть носительницей благовестия» (Основы социальной концепции Русской Православной Церкви, XIY.2).

Второй путь кажется противоположным первому. Его можно назвать «овладением миром». Он предполагает активное и решительное наступление Церкви на культуру, своего рода церковную «колонизацию» светского культурного пространства. Это стратегия, ориентированная на конкуренцию и в конечном счете вытеснение сомнительных с канонической точки зрения светских форм и светского содержания культуры религиозными, церковными формами и содержанием, на жесткую селекцию светского культурного наследия, отделение в нем «зерен от плевел». Она способна пленить смелостью замысла, дерзновенным характером, творческим пафосом «христианской культурной революции». Она кажется единственным действенным средством противостоять культурной и духовной агрессии глобализма и антикультуре и даже последней возможностью спасти русскую культурную традицию, государство и народ от гибели.

С этим невозможно было бы спорить, если бы культура и ее творчество были всецело «делом человеческим», если бы их можно было преобразить чисто механически, «инженерным» способом. Но культура народа, нации, цивилизации есть своеобразный живой организм со своим генетически кодом, со своей собственной логикой развития, собственными, уникальными условиями существования.

И здесь начинает приоткрываться третий путь – путь глубокого исследования и понимания, путь уважения и такта и путь кропотливой и осторожной работы, предваряющей самопреображение культуры во Христе. Это похоже на тщательную селекцию с целью выведения именно того сорта зерен, которые способны прорасти и дать богатый урожай именно на этой почве.

Христианство внесло в мир исцеляющий его от греха факт Боговоплощения. Этот мир можно сравнить с грандиозным, построенный Богом зданием. Вход в мир – человек, а дверь и лестница, ведущая в душу человека – культура, такая, как она есть здесь и сейчас. Эта дверь может показаться узкой и покосившейся, лестница – ветхой, обе они могут быть изуродованы непристойными надписями и рисунками и, в конечном счете, просто недостойными того, что должно через них войти. Но другой двери и другой лестницы нет. Можно грубо сломать их, но не рухнет ли тогда и сам вход?

Нам, если мы желаем вновь создать живую и прекрасную христианскую, православную культуру, остается только одно: перестраивать их постепенно, с любовью, вникнув и изучив те чертежи и планы, по которым они возводились, осторожно вынимая ветхие камни и блоки и заменяя их сходными по форме, но иными по материалу, сохраняя то, что еще прочно и долговечно. Это долгий, достаточно трудный путь, и кому-то он может показаться неблагодарным. Но он единственный, надо запастись терпением. И тогда настанет миг, когда ветшающий дом нашей культуры почувствует, что мы – это зодчие, которые пришли не ломать, но строить, и сам захочет обновиться, чтобы стать храмом Духа Святого.