В последние годы все чаще говорится об «антинауке»
как особом явлении духовной жизни, альтернативном научному способу
понимания действительности (см. работы А. Мигдала,
В.П. Филатова и др. по данной тематике). При этом в данное понятие
вкладывается неоднозначный и преимущественно отрицательный смысл: «антинаука»
понимается как то, что в конечном счете играет
на руку воинствующему невежеству и, таким образом, имеет «злокачественную,
разрушительную суть»[1].
Задачей данной статьи является критический анализ понятия «антинауки»
с целью наметить вехи более адекватной концепции данного феномена и
выработать конструктивную стратегию отношения к нему.
Одним из тех, кто наиболее активно
разрабатывает в методологическом плане концепцию «антинауки»,
является видный американский ученый Дж. Холтон.
Его рассуждения о сущности и социокультурной
роли этого явления мы примем за отправной пункт своего исследования.
Современную «антинауку»
этот исследователь характеризует как сложившийся приблизительно к концу
прошлого столетия «некий стихийный консорциум», участники которого
объединены более или менее осознанной целью. Эта цель состоит в
ниспровержении науки как принципа отношения к действительности, который,
по их мнению, выявил свою несостоятельность и в силу этого должен быть
либо существенно скорректирован, либо заменен каким-то иным принципом.
Холтон подводит под свои рассуждения
достаточно глубокую и разностороннюю философскую, социологическую и
культурологическую базу, предлагает интересную и аргументированную
типологизацию наиболее значительных течений «антинауки»[2].
На наш взгляд, концепция «антинауки»
Холтона при своих немалых достоинствах имеет и
ощутимые недостатки. Из них наиболее существенный мы склонны усматривать в
заметно упрощенном подходе к сущности данного феномена. С нашей точки
зрения, само понятие «антинаука» является в
значительной мере условным, так как объединяет в один конгломерат
принципиально разные явления. Степень этой условности
Холтоном, на наш взгляд, недооценивается. Вместе с тем ряд
феноменов, вполне соответствующих критерию
антинаучности, остается вне его поля зрения. Этому, однако, есть
достаточно убедительное объяснение, которое становится весьма наглядным
при сопоставлении методологической позиции Холтона
с позицией другого известного западного ученого и философа науки - П.К. Фейерабенда.
Дж.
Холтон убежден в
существовании в культуре современного общества двух «полюсов», один из
которых сформирован научной традицией европейского модерна и представляет
собой фундамент рациональности всего социального бытия, тогда как второй,
порожденный «контркультурой» т.н. постмодернизма, объективно ведет к
разрушению всяких рациональных устоев и сползанию общества в хаос и тьму
иррационализма[3].
Фейерабенд рисует в общих чертах ту же
дихотомию, но, в противоположность воззрениям
Холтона, диаметральным образом меняет ценностные приоритеты.
Согласно концепции немецкого исследователя, современная наука занимает в
духовной жизни общества положение «диктатора», претендующего на тотальное
влияние. Такая ситуация, по мнению Фейерабенда,
противоречит основным нормам демократии и способствует дискриминации, а в
перспективе - уничтожению целых самобытных пластов культуры, своего рода
культурному геноциду. В этой связи он приветствует «контрнаступление»
любых альтернативных мировоззрений, усматривая в этом средство обуздания
культурного «шовинизма» науки[4].
Таким образом, мы имеем две крайние точки
зрения, обусловленные взаимоисключающими ценностными позициями
исследователей. Их можно обозначить, соответственно, как «воинствующий
сциентизм» и «радикальный либерализм». Тем не менее, оба методологических
подхода базируются на идентичном мировоззренческом фундаменте, который мы
склонны усматривать в базисном мифе
западнохристианской культуры. Идею этого мифа можно сформулировать
как активное противостояние воплощенного Добра воплощенному Злу (укажем
здесь только два характернейших проявления
такого мировоззренческого принципа, специфических для культурной истории
Западной Европы - крестовые походы и католическо-протестантское
миссионерство). Этот архетип обрел, на наш взгляд, весьма выразительное
конкретное воплощение в концепциях Фейерабенда
и Холтона, облекшись в их лице, соответственно,
в мифы «Злой Науки» и «Доброй Науки». Исходя из этого, «снять» данное
противоречие представляется возможным, только освободившись от
мифологической абсолютизации и сформировав более объективную модель
взаимоотношений науки и антинауки.
Холтон
отмечает чрезвычайную разнородность и
разобщенность наукоборческого движения нашего
времени, подчеркивая, что фактически его объединяет только характер
культурной реакции на науку, принцип отталкивания «от противного». Из
этого можно сделать вывод, что спонтанно возникшее взаимоотношение «наука
- антинаука» основывается на мифологическом
принципе ценностной оппозиции. Следовательно, анализ феномена «антинауки»,
на наш взгляд, должен: 1) исходить из анализа самой науки; 2) сосредоточиться
на ее ценностном аспекте. Иными словами, мы будем отталкиваться от того,
против чего в науке выступают различные составляющие «антинаучного»
консорциума. Наука же, взятая в ракурсе ее ценностного базиса,
представляет собой не столько органический монолит, сколько внутренне
противоречивое единство, своего рода компромисс ряда разноликих ценностных
установок. Эти установки тяготеют, на наш взгляд, к двум группам, которые
условно можно обозначить как «методологические» и «социально-практические».
К первой категории относятся исторически сложившиеся критерии научности (объективность,
универсальность, проблемность, опора на
эксперимент и т.д.). Вторая категория включает иерархию мотиваций научной
деятельности, которая в порядке «нормального» соотношения приоритетов
представляется нам приблизительно следующим образом:
1.
Познавательная, или установка на поиск истины.
2. «Научно-практическая»,
подразумевающая несколько специфических разновидностей:
2а) «Технологическая», или установка на
достижение частных практических целей; 2б) Мотивация профессионального
самоутверждения, или установка на рост в области профессионализма; 2в) «Мировоззренческая»
мотивация, или установка на сохранение достигнутых результатов и самой
традиции научной культуры.
3. Мотивация
социального самоутверждения, или установка на социально-иерархический рост
(известности, влияния, материального благополучия и т.п.) с помощью науки.
Данная иерархия легитимируется и закрепляется
в нормах научного этоса (Р. Мертон), которые
служат гарантом сохранения науки, своего рода «иммунитетом» против сбоев в
функционировании научного организма. Соответственно, смещение установок в
сознании субъекта, подмена нижестоящей мотивацией вышестоящей приводит к
выходу его деятельности за пределы науки. К тому же результату ведет
нарушение методологических критериев научного познания.
Исходя из сказанного, к разряду «антинауки»
должно отнести все те явления духовной и культурной жизни, которые
ориентированы на активное противостояние какому-либо из ценностных
принципов науки. Среди таковых мы склонны усматривать, по меньшей мере,
три крупных конгломерата культурных явлений: 1. «Методологическая
оппозиция». 2. Альтернативные модели мира (АММ). 3. Псевдонаучные и
наукообразные течения.
К первому типу относится наиболее
образованный и серьезный, хотя и относительно немногочисленный контингент
оппонентов. Его представителей характеризует исключительная принадлежность
к самим научным кругам и, как следствие этого - высокая научная культура
мышления и достаточно адекватное представление о специфике, достоинствах и
ограниченности научного знания. Наиболее ярким и радикальным
представителем этого крыла является, в частности, уже упоминавшийся Пол
Фейерабенд с провозглашаемым им принципом «методологического
анархизма». Для данного направления в «антинауке»
характерна достаточно резкая критика современной научной рациональности (отождествляемой,
как правило, с ее классической парадигмой), открытость для восприятия иных
способов отношения к реальности и объективная направленность на
усовершенствование научной картины мира через субъективное отрицание и
разрушение существующей.
Второй тип объединяет течения и
направления, называемые обычно «паранаукой», «квазинаукой»,
мистикой, магией, неорелигиозными системами и
т.д. В целом ему свойствен «иноприродный»
характер по отношению к научному знанию, что проявляется в органическом
взаимном неприятии науки и АММ[5].
Объективно это связано с принципиальным различием структур рациональности
обоих духовных образований: классическая научная рациональность
атомарна, схематична и объективна, тогда как в
основе АММ лежит мифосимволический принцип
целостного субъективного мировосприятия. Несмотря на
генетическое родство (как известно, «отцы-основатели» классической
европейской науки - Ньютон, Галилей, Кеплер, Паскаль - с одинаковым
успехом занимались собственно научными и религиозно-мистическими,
астрологическими и т.п. изысканиями, не противопоставляя их), сегодня эти
сферы объективно разграничены на всех уровнях: психологическом,
идеологическом и социально-организационном. Согласно традиционному
среди исследователей мнению, именно АММ представляют собой основной «фронт»
оппозиции современной науке.
О третьем типе «антинауки»
следует сказать особо. В отличие от первых двух, открыто критикующих
научное знание, ему свойственно, напротив, «маскироваться» под саму науку
и выступать от ее имени. С этой особенностью данного феномена связано, в
частности, то, что он по сей день остается практически незамеченным и не
описанным в специальной литературе. Термины «псевдонаучный», «наукообразный»
и ряд им подобных употребляются в ней, как правило, для характеристики тех
мировоззренческих систем, которые мы относим к категории АММ (см. выше)[6].
Однако, на наш взгляд, более адекватным было бы характеризовать так совсем
иное явление, в ряде отношений диаметрально противоположное как АММ, так и
«методологической оппозиции». Псевдонаука
являет собой сложный феномен, объединенный одним ключевым принципом -
мимикрией под науку. В ней выделяются, в свою очередь, три «крыла»,
которые по аналогии с политическими движениями можно обозначить как «левое»,
«центр» и «правое».
«Левое» крыло
псевдонауки представлено более или менее открытыми попытками
подмены «научности» наукообразием, когда под эгидой «новой» науки
фактически выступают концепции, не соответствующие сложившимся критериям
научного знания в соответствующих областях. Как правило, они претендуют на
«революцию» в той или иной исследовательской области, объективно
основываясь либо на подмене предмета, либо на подмене метода исследования.
В этой связи характерны такие новейшие примеры
псевдонаучного авантюризма, как попытка радикально переписать мировую
историю на основе чисто математических (!) расчетов, предпринятая группой
отечественных математиков, и попытка изменить дату основания г. Белгорода
посредством откровенных исторических натяжек и домыслов[7].
К этой же категории нами относятся такие ставшие «классическими» примеры,
как «мичуринская биология» Т.Д. Лысенко, «научный коммунизм», «научный
атеизм» в СССР, «арийская наука» в гитлеровской Германии и т.п.
«Правое» крыло представлено своего рода «консервативной
оппозицией», теснейшим образом связанной с т.н. «научной картиной мира» (далее
- НКМ). Для его представителей НКМ фактически является разновидностью
идеологии, реально основанной, как и всякая идеология, на мифологическом
фундаменте определенного типа. С собственно наукой (помимо общности
происхождения) ее объединяет ряд элементов, представляющих собой, как
правило, хрестоматийные результаты различных отраслей научного познания.
Последние заимствуются из теорий в качестве «строительного материала» для
конструирования своеобразного «жизненного мира». Фактически этот материал,
«отстоявшись» в сфере обыденного употребления, переводится в
мифологический план и становится достоянием
массовидного сознания, что коренным образом меняет его сущность.
Наука, как уже говорилось, представляет собой
прежде всего воплощенный конструктивный скепсис, для которого в принципе
нет ничего незыблемого. Ее теоретический инструментарий и любые результаты
являются для нее чем-то принципиально промежуточным, своего рода «техническим
средством», но никак не самоцелью познания. Для
массовидного же сознания данные науки и научные теории - нечто
совсем иное. Массовый человек, обладающий «научным мировоззрением», т.е.
исповедующий наукообразный миф, полагает, что мир именно таков, каким он
описан в учебнике. Научные теории - абстрактные логические построения -
приобретают для него форму простого факта, который, разумеется, не
может быть опровергнут. Идеи, настоящую цену
которым знают только ученые, в его представлении обретают плоть и
становятся «фактами», реальными силами и предметами объективного мира.
Такому человеку невдомек, например, что не все ученые до сих пор согласны
с теорией относительности, а эволюционная теория нуждается в ревизии.
Застывшая мифологическая картинка НКМ, т.о., объявляется единственной
истиной, а не согласные с нею - невеждами и мракобесами. Ряд
представителей такого рода «антинауки»,
идейным знаменем которой является НКМ, роднит с «методологической
оппозицией» то, что они также имеют прямое или косвенное отношение к
научной деятельности. Однако, в противоположность
своим критически настроенным коллегам, они склонны абсолютизировать не «дух»,
а «букву» науки, либо, по меньшей мере, приравнивать (и недостаточно
разграничивать) их в качестве высших духовных ценностей. К этой
категории вплотную примыкает и сам Джеральд
Холтон с его призывами к пропаганде и
массовому утверждению НКМ как основного средства борьбы с невежеством и «зверскими
началами, до поры дремлющими в глубинах человеческой природы»[8].
Разумеется, воспитание способности критически мыслить и научной культуры
неотрывно от научного образования. Однако, на наш взгляд, не подлежит
сомнению то, что мертвые результаты, не оплодотворенные творческим и
критическим пафосом научного мышления, не самоценны. Более того, будучи
вырваны из контекста собственно научного познания и образовав «научное»
мировоззрение и «научную» идеологию, они становятся опасны, поскольку под
видом науки фактически навязывают в массовом масштабе
шаблонно-догматическое восприятие действительности. В результате в
сознании людей объективно культивируется прямо антинаучный стиль мышления,
а субъективно образ науки незаметно подменяется образом начетничества от
науки. Здесь следует говорить о моменте превращения науки в свою
противоположность, выделяя три логически последовательные стадии такой
трансформации: научный застой, научную профанацию и псевдонаучный
авантюризм. В случае последнего налицо прямое смыкание «правого» крыла
псевдонауки с ее «левым» крылом и некоторыми
АММ.
«Центр» псевдонаучного течения
идентифицировать значительно труднее, поскольку критерии его как феномена
менее ярки и более расплывчаты. Мы склонны определять его как некоторую «зону
неустойчивого равновесия» между «правым» и «левым» крылом
псевдонауки. Можно определенно говорить о
такой его характерной особенности, как низкая культура творческого
научного мышления, как правило, тесно связанная с низкой общей культурой.
Сюда относятся такие широко известные направления как уфология, «теория
древних астронавтов» и так далее. Как уже отмечалось исследователями,
при том, что паранаука
пытается копировать методы науки, ее методологически критерии значительно
ослаблены по сравнению с наукой. В отличие от науки она
начисто лишена какой-либо
метапарадигмы, а различные паранаучные
направления, вместо того, чтобы искать решения поставленных проблем,
тратят усилия на доказывание определенных решений, уже «найденных» в форме
гипотез[9].
При этом паранаучные гипотезы нередко имеют
очевидную мифологическую природу.
В зависимости от личных особенностей и
особенностей жизненной ситуации представителя данной категории, его
творческая научная функция может реализоваться как в «ультраконсервативной»,
так и в экстрареволюционной форме, но в любом
случае результат будет уродлив. Есть некоторые основания считать, что
подобного рода менталитет достаточно тесно
коррелирует со степенью смещения ключевых ценностных ориентаций
ученых с верхних этажей аксиологической
иерархии науки к ее нижним этажам (см. выше). Здесь возможен (и часто
встречается) высокий уровень «узкого профессионализма», за его пределами,
однако, оборачивающийся примитивной «наукоидностью»
и/или откровенно дикой суеверностью образа мыслей.
Таким образом, уже беглый
социолого-философский анализ с достаточной очевидностью демонстрирует факт
качественной разнородности феномена «антинауки».
При этом открытым остается вопрос о том, в какой именно его разновидности
таится наибольшая опасность для принципа научности и научной культуры
мышления. Несомненно, что его решение зависит от методологической позиции
каждого исследователя. Мы можем объективно констатировать необходимость
дифференцированной стратегии в отношении различных проявлений «антинауки»
и предложить свою программу взаимоотношений науки с ее оппонентами.
В отношении «методологической оппозиции»,
на наш взгляд, наиболее целесообразна стратегия «критического ученичества».
Суть ее состоит в том, чтобы со всем вниманием и серьезностью воспринять
наследие ее представителей как людей, находящихся на переднем крае
самопознания науки, не теряя при этом способности отделять в нем «зерна от
плевел». Если возможно говорить об идеологии науки, то максимально
адекватно она выражается именно в творческом самоотрицании науки, которое
сегодня, пожалуй, наиболее осознано и явлено в концепциях ревизии научного
познания. Универсальный критерий здесь - мера свободы, которую обретает
система научного знания в каждой точке своего развития. Слегка
перефразируя знаменитого
философа-этика Дж. Мура, можно
сказать, что для науки благо - все то, что увеличивает степень свободы
научного поиска, и зло - то, что ее уменьшает. Главная трудность здесь
заключается в том, что «степень свободы» для науки является не сиюминутной,
а перспективной категорией - та методологическая концепция, что кажется
обещающей безграничную научную свободу сегодня, может обернуться «болотом»
в будущем. И наоборот - та, что сегодня представляется ограничивающей
свободу исследований, в дальнейшем может обернуться новым витком развития
научной мысли.
В отношении альтернативных моделей мира,
с нашей точки зрения, наиболее приемлема и необходима стратегия «контакта»,
или диалога. Она основывается на отношении к альтернативному миропониманию
как к потенциально равноценной иной культуре, имеющей право на самобытное
существование. Данная тенденция уже существует в отечественной философской
и методологической мысли. Суть ее мы склонны понимать как поиски «общего
языка» при посредстве всего многообразия современных научных методов
исследования, ориентированные на взаимное обогащение арсенала познания, с
непременным сохранением критического отношения к конкретным альтернативным
системам. Так, сегодня все чаще высказывается мысль,
что та же паранаука - не просто «отстойник»
или кладбище несостоявшихся научных концепций, но «резервуар» идей,
которые наука в данный момент не может воспринять, но которые в принципе
небесполезны и могут быть восприняты ею в дальнейшем[10].
Это своего рода «бессознательное науки», куда вытесняются все «научные
демоны», научные страхи, научные неуверенности, научные мифологемы.
Тем не менее, не следует и идеализировать
данную сферу, поскольку ценность она имеет только в связке с собственно
научной мыслью, и эта ценность, в конечном итоге, носит «служебный»
характер.
Наконец, в отношении различных проявлений
псевдонаучности и наукообразия необходима
особенно гибкая и тщательно разработанная стратегия. Народная мудрость
недаром гласит, что самый опасный враг - не тот, который
выступает открыто, а тот, который притворяется
«своим». С нашей точки зрения, главная угроза культуре научного мышления,
а, следовательно, и науке как таковой существует именно здесь. И в этой
связи чрезмерно «охранительные» течения в науке могут оказаться не менее
опасными, чем авантюрные притязания отдельных авторов, и гораздо серьезнее
по своим последствиям, нежели самые экстравагантные системы альтернативных
мировоззрений. Стратегия отношения науки к «антинауке
третьего типа» представляется нами в самом общем виде следующим образом:
1. Формулировка четких критериев «псевдонаучности»
применительно к конкретным сферам научной деятельности, их теоретическая и
эмпирическая интерпретация;
2. Разработка и проведение специальных
социологических исследований на предмет выяснения реальной картины
псевдонаучных тенденций и способствующих им факторов в различных
специальных областях научного знания;
3. Теоретическая и прикладная разработка
и практическое осуществление комплекса мероприятий, направленных на
профилактику псевдонаучных тенденций в сфере высшего и среднего
образования, деятельности СМИ и культурно-просветительских учреждений.
