Секуляризация как светско-религиозное взаимодействие: синергетические аспекты

Сегодня в дискуссиях на тему глобализации все более пристальное внимание уделяется ее социально-культурному и духовно-культурному измерению. Как отмечается в одной из новейших работ, посвященных данному вопросу, содержательная постановка проблемы глобализации «актуализирует вопрос о сущности культурной глобализации, механизм совмещения разных по своей направленности идей, воззрений, ценностных ориентаций, ментальности. Будущее человечества, – справедливо отмечает ее автор,– во многом зависит от тех ценностей, которые глобализирующаяся цивилизация примет за базовые» (Подзигун И.М. Глобализация и динамика мировых процессов // Синергетика, философия, культура. – М.: РАГС, 2001.– С. 282).

В этой связи необходимо уделить особое внимание такому важному аспекту динамики социально-культурных процессов, каким является светско-религиозное взаимодействие. То, каким образом будет осуществляться глобальное взаимодействие культур, какие именно идеи и ценности будут приняты за основу и какими способами они будут воплощаться в реальном социальном бытии общественных групп, народов и государств, в громадной (и даже, возможно, в решающей) мере будет зависеть от соотношения религиозного и светского «менталитета» их носителей. И здесь важнейшим фактором является продолжающийся в духовно-культурном мире Запада секуляризационный процесс.

Основными тезисами, составляющими фундамент дальнейших рассуждений, являются следующие положения:

1.     Глобализация, так или иначе, предполагает прежде всего распространение западной культурной матрицы на остальной мир и ее взаимодействие с «автохтонными» культурными паттернами. Однако сегодня это уже не столько модернизация, которую мы привыкли отождествлять с вестернизационными влияниями, сколько нечто иное. Теперь, в соответствии с изменениями, произошедшими за последние десятилетия в культуре «первого мира», культурная экспансия Запада принимает более скрытую и изощренную форму постмодерна.

2.     Культурная ситуация постмодерна выступает последней и самой радикальной формой секуляризации «жизненного мира» человека и социума.

Основным свойством культурной ситуации постмодерна, по общему мнению ее исследователей, выступает множественность «жизненных миров». Этим она принципиально отличается как от культуры модерна, так и – в еще большей степени – от традиционной религиозной культуры. Соответственно, «постмодернизация» культуры выражается, прежде всего, в диверсификации некогда единого и целостного поля этой последней на множество субкультурных образований.

Согласно разрабатываемой нами теоретической концепции, культурный моноцентризм является императивом религиозной культурной системы, тогда как полицентризм – императивом светской культурной системы (См.: Лебедев С.Д. Методологические аспекты взаимодействия религиозной и светской культурных систем // Синергетика, философия, культура. – М.: РАГС, 2001.– С. 313-320). Доминирование религиозной установки сознания порождает целостное мировосприятие, которое воплощается в культуре через последовательно иерархический принцип «социального конструирования реальности». Смысловой сгусток религиозного отношения образует сакральное ядро культуры, которое формирует категории, пронизывающие весь массив культурных смыслов и символов и стремящиеся к его тотальному упорядочению. Доминирование светской, или мирской, установки, напротив, порождает плюралистическое мировосприятие, которое приводит к деиерархизации и детотализации этого массива.

Глобальная динамика социально-культурных изменений (описанная в линейном ключе О. Контом, а в циклическом – П.А. Сорокиным) обнаруживает тенденцию к периодическому чередованию эпох «религизации» и обмирщения культуры. В свете нашей методологической схемы (см. выше) данная тенденция соответствует сформулированному В.П. Бранским закону дифференциации и интеграции. Формулируя данный закон, В.П. Бранский акцентирует тот момент, что теория самоорганизации предполагает существование двух типов предельных состояний, к которым стремится система в своем развитии: простых и странных аттракторов. При этом простые аттракторы он отождествляет с «предельными состояниями иерархизации», а странные, соответственно – с «предельными состояниями деиерархизации» системы (Бранский В.П. Социальная синергетика и теория наций. Основы этнологической акмеологии. – СПб., 2000.– С. 185). В соответствии с теоретической моделью Бранского можно говорить о том, что системная самоорганизация культуры религиозного типа направляется простым, а системная самоорганизация культуры светского типа – странным аттрактором.

Исходя из этого, периоды модерна и постмодерна в современной евро-американской (и, шире – мировой) истории могут быть представлены как две последовательные стадии единого глобального процесса секуляризации.

«Исходная» религиозная христианская культура, доставшаяся Европе в наследство от периода Средних веков, носит, как это свойственно зрелой религиозной культуре, тотальный характер. Затем она вступает в период радикальных трансформаций и постепенно уступает место культуре нового типа – светской культуре модерна. «Исторически начало модерна обыкновенно отождествляется с индустриальной революцией (вычленение экономической системы), возникновением (или вычленением) буржуазно-демократического государства, с буржуазным Просвещением и началом естественных наук, характерных для Нового времени» (Wehling P. Die Moderne als Sozialmuthos. Frankfurt/New York: Campus, 1992. S. 17). Главное отличие новой культуры от своей предшественницы состоит в принципиальной диверсификации ее смыслового ядра. Именно это свойство Юрген Хабермас вслед за М. Вебером считает определяющей чертой модерна:

«По Веберу, культурный модерн характеризуется тем, что выраженный в религиозных и метафизических образах мира субстанциональный разум разделился на три момента, которые только формально (путем аргументативного обоснования) могут быть удержаны вместе (курсив мой – С.Л.). Поскольку образы мира распались и традиционные проблемы могли теперь трактоваться лишь под специфическим углом зрения истинности, нормативной правильности, аутентичности (или красоты), то есть могли обсуждаться как вопросы познания, справедливости и вкуса, Новое время пришло к вычленению ценностных сфер науки, морали и искусства» (Habermas J. Die Moderne – ein unvollendetes Projekt // Habermas J. Kleine politische Schriften. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1981. S. 462).

Этот распад единого целостного ядра первоначальной культуры на три автономных и взаимно «непрозрачных» символических универсума, окончательно оформленный и зафиксированный философией Просвещения, положил начало необратимому процессу дальнейшего дробления культурного пространства. Однако в течение еще, по крайней мере, двух веков действие нового (светского) аттрактора культурной эволюции уравновешивается противодействием старого (религиозного). Как справедливо отмечает А.С. Панарин, «Модерн воевал с религиозной верой, но его кумиры – прогресс, равенство, свобода – сами по себе свидетельствовали о превращенных формах религиозной веры и религиозного вдохновения» (Панарин А.С. Опасности и риски глобализации // Наш современник.– 2001.– № 1.– С. 190). Отсюда двойственность и известная «непоследовательность» культурной ситуации модерна: бросая радикальный вызов традиции прошлого, он в то же время не отрицает духа традиции по существу и активно формирует свою собственную традиционность.

Однако на определенном этапе неустойчивое равновесие модерна нарушается, происходит сдвиг в сторону светского аттрактора, и культура переходит в состояние, называемое постмодерном. С этого момента начинается вторая и предельная стадия развития светской культурной системы. Здесь постепенно утрачивается единство традиции, которая дифференцируется до состояния мозаичного агрегата разнообразных жизненных стилей. В своей крайней точке постмодернистская деиерархизация культуры достигает абсолютной границы «делимости» культурного пространства. За данной границей для культуры становится невозможным репрезентирование и поддержание какой бы то ни было социальности в силу того, что такая культура уже не способна продуцировать ни адекватных знаний, ни сколько-нибудь серьезных и устойчивых ценностей. Как следствие, это означает невозможность ее дальнейшего существования в реальном социальном пространстве и в реальном историческом времени. Исходя из закона дифференциации-интеграции Бранского, данная тенденция культурного дробления должна быть доведена до такой отметки, когда возникает реальная угроза бытию общества, после чего в действие вступает постепенно усиливающийся процесс интеграции. В связи с этим мы выделяем три условные стадии развития светской культуры в состоянии постмодерна:

• Ранний постмодерн. Данная стадия характеризуется параллельным сосуществованием разнородных «жизненных миров» (культурных стилей) в едином пространстве социума. Это «серьезный», аутентичный постмодерн, который, по выражению Л.К. Зыбайлова и В.А. Шапинского, «не выдает лицензию на хаотизацию, но представляет широкий выбор дифференций» (Зыбайлов Л.К., Шапинский В.А. Постмодернизм.– М.: Прометей, 1993.– С. 11). По сути, он представляет собой продолжение модернистской установки сознания, отличаясь от нее чисто «экстенсивным» нарастанием стилевого многообразия. Однако здесь каждый культурный стиль репрезентирует конкретный «жизненный мир» и воспринимается его носителями всерьез, как объективная «жизненная форма», как данность, определяющая личность. Каждый стиль как бы воспроизводит «модерн в миниатюре» и идет не столько от произвольной установки сознания субъекта, сколько от объективных условий его жизни. Границы культурного стиля совпадают с границами «жизненного мира» социального субъекта и сохраняют известную «непрозрачность» для носителей других стилей – не столько в силу культурного эзотеризма (усложненности символов), сколько в силу социального эзотеризма (комплекса социальных фильтров, регламентирующих «усвоение» чужаков).

• Зрелый постмодерн. Его характерная черта – последовательное сочетание различных культурных стилей на уровне индивидуального сознания. На этом этапе происходит принципиальное изменение культурной установки, заключающееся, по словам Л.Г. Ионина, в том, что «стиль и человек разъединились. В результате стилевой дифференциации современной культуры мир стилей, то есть мир выразительных возможностей, объективировался, обрел независимое от человека существование, лишился изначальной связи с определенностью жизни, определенностью выражаемого содержания» (Ионин Л.Г. Социология культуры.– М.: Логос, 1996.– С. 181). Стиль в его первоначальном социальном значении «формы жизни» подменяется стилизацией – «игрой в стиль», воплощающейся в практике т. н. культурных инсценировок. Здесь становится не только возможным, но и обычным явлением последовательная смена нескольких стилей на протяжении индивидуальной биографии, и распространяется особая жизненная практика «жонглирования стилями», которые превращаются в отчужденные и общедоступные символические комплексы. На наш взгляд, именно здесь «принципиальное», по терминологии Г. Беккера, светское общество, еще сохраняющее, с известными оговорками, священный характер своих принципов, переходит в состояние «крайне светского» общества, признающего единственным ограничением инструментальную эффективность действий (См.: Энциклопедический социологический словарь: Общ. ред. Г.В. Осипова.– М.: ИСПИ РАН, 1995.–С. 660).

• Поздний постмодерн. Соответствующее состояние культуры предполагает единовременное сочетание на уровне индивидуального сознания несоизмеримых категорий различных культурных стилей. Это – последняя стадия постмодернизации культуры, когда наступает стилевая нивелировка «жизненного мира», его, говоря словами Константина Леонтьева, «вторичное смесительное упрощение». В пределе данное состояние тождественно «шизофренизации сознания», когда в нем могут синхронно присутствовать несовместимые и взаимоисключающие (некогерентные) смыслы. «Постмодернистская пропаганда многозначности – того знания, которое уклоняется от вердиктов опыта, свидетельствует о последней, завершающей стадии процесса секуляризации» (Панарин А.С. Ук. соч. С. 190). Здесь сознание уже не способно адекватно отражать действительность, поскольку его «орган отражения» – система социального знания и социальной рациональности – практически деконструируется.

Итак, секуляризация культуры проходит несколько фаз, характеризующихся различным соотношением влияния на нее религиозного и светского аттракторов, развиваясь в направлении ослабления первого и усиления второго. Данные фазы соответствуют различным уровням культурной самоорганизации: первоначальное нарастание стилевого многообразия и усложнение культурной системы в дальнейшем переходит в свою противоположность – в ее упрощение и нивелировку. Резонно предположить, что реакция светской культуры на религиозную культуру, во многом определяющая их дальнейшее взаимодействие, в существенной степени зависит от той фазы развития, которая характеризует состояние светской культуры в данный исторический момент.

Взаимодействие светской и религиозной культур – особый вид межкультурной коммуникации, характеризующийся рядом специфических черт. В качестве наиболее существенных и определяющих его специфику можно назвать следующие особенности:

1.     Сосуществование контрагентов в едином социально-культурном пространстве. В отличие от «классической» ситуации межкультурного взаимодействия, когда его стороны четко разделены и локализованы в социальном пространстве – как это имеет место в случае межэтнических, межнациональных и межцивилизационных контактов – здесь такого разделения, как правило, не наблюдается. Притом, что типы религиозной и светской культуры принципиально различны и в известном смысле противоположны друг другу, они существуют бок о бок в одних и тех же обществах, чаще всего связаны традицией культурно-исторической преемственности и более того – нередко сталкиваются в головах и сердцах одних и тех же людей. Ближайшей аналогией является описанное Ч.П. Сноу столкновение естественнонаучной и гуманитарной традиций в духовно-культурной жизни западной цивилизации в первой половине – середине 20 в.,.

2.     Социокультурное «неравноправие» контрагентов. При всей схожести ситуаций модель «двух культур» Сноу не учитывает всей специфики нашего предмета, поскольку в его случае естественнонаучная и гуманитарная культуры взаимодействуют в обществе с приблизительно равных позиций. Применительно же к проблеме светско-религиозного взаимодействия исходить следует из того, что для современного общества характерна ситуация не просто их разделенности и известного противостояния, но и известная «первичность» светской культурной ментальности, существование религиозной культуры «на светской почве». Такие общезначимые социально-культурные области, как экономика, политика и право, информационно-коммуникативная сфера, быт и образ жизни современного человека (в т. ч. подавляющего большинства верующих) сегодня построены на всецело светской основе, и религиозные легитимации прививаются к ним «извне».

3.     Активное взаимодействие инициируется религиозной культурой. Процесс секуляризации сегодня имеет ярко выраженную контртенденцию в т. н. «религиозном возрождении», наиболее масштабно и явно проявляющуюся в течение последних полувека. Если период модерна в целом характеризовался активной секуляризацией и постепенным «отступлением» религии, то постмодерн совпадает с религиозным «контрнаступлением» с целью колонизации светского культурного пространства при пассивном сопротивлении последнего.

Исходя из отмеченных особенностей, общая ситуация светско-религиозного взаимодействия в современных условиях характеризуется преимущественно как «наложение» некоторой системы религиозных идей на исходную культурную матрицу светских смыслов. (В этом современный этап культурной глобализации существенно отличается от модернистского этапа, когда, напротив, религиозная матрица традиционных культур подвергалась «штурму» со стороны светских идеологий).

Упрощая, примем за константу установку религиозной культуры, в соответствии с которой всякая религиозная культура, независимо от конкретной специфики вероисповедания, стремится «овладеть» окружающим социально-культурным пространством и/или сохранить в известных социальных границах свой «суверенитет». Осуществление данного императива предполагает тотализацию и иерархизацию «жизненного мира» социального субъекта в ключе сакрального отношения соответствующей религии. Установка ее контрагента – светской культуры – носит, в соответствии со сказанным выше, переменный характер и зависит от конкретной стадии секуляризации. Характер установки светской культуры выступает во многом определяющим фактором дальнейшего взаимодействия:

1.     Светская культура, соответствующая модернистской модели, имеет установку на взаимодействие, в целом аналогичную религиозной – поскольку ее идеальные структуры сформированы по образу и подобию тотальной, моноцентричной и строго иерархичной религиозной системы. Поэтому здесь наиболее вероятно столкновение идеалов светской и религиозной культур в конфликте, который рискует принять затяжной, перманентный (хотя не обязательно острый) характер. Исторические примеры: столкновение светской идеологии просветительского либерализма с католицизмом во время Великой Французской революции, светской коммунистической идеологии с православием в России и конфуцианско-универсалистской традицией в Китае в ХХ веке. С другой стороны, как это ни парадоксально, именно при таком раскладе единственно возможен диалог двух культур и даже – при особо благоприятном стечении обстоятельств – их конвергенция.

2.     Светская культура в стадии раннего постмодерна. Здесь, в связи с усиливающимся императивом плюрализма, ситуация столкновения разных культурных идеологий «лицом к лицу» становится невозможна. Религии скорее предоставляется культурная ниша, предполагающая роль «стиля среди многих стилей» – с известными ограничениями, предусматривающими разнообразные санкции в случае их нарушения. Такая модель межкультурного взаимодействия предполагает известную «геттоизацию» религиозной культуры в рамках светской среды: религия ограничивает свои «вселенские» притязания рамками отдельно взятой конфессии, а светская культурная среда предоставляет ей определенные социальные резервации, признавая ее право на определенную меру эзотеризма и «непрозрачности». Светско-религиозные отношения складываются здесь преимущественно по типу взаимоизоляции, невмешательства в дела друг друга.

3.     Светская культура в стадии зрелого постмодерна. На наш взгляд, в данной ситуации светская культура наименее «уязвима» для религиозных влияний: религия здесь просто не воспринимается всерьез (впрочем, как и любые другие идеалы, системы ценностей и мировоззренческие представления). Религиозная же культура, напротив, подвержена усиленной эрозии, поскольку жонглирование жизненными стилями несовместимо с существованием какого бы то ни было сакрального отношения. Зрелый постмодерн характеризуется особенно сильным и заметным обмирщением религий «изнутри», характерным в последние десятилетия 20-го века для западного мира. Здесь наиболее вероятный исход – ассимиляция религиозной культуры светской культурой.

4.     Наконец, светская культура в стадии позднего постмодерна практически теряет всякую резистентность и склонна либо к окончательной деградации и «вымиранию» на социальном уровне, либо к возрождению на базе обновленных идеалов и ценностей. Достаточно «пассионарная» религиозная идеология при благоприятных условиях способна ассимилировать ее без сопротивления. Однако такая светская культура лишена не только своих деструктивных, но и конструктивных потенций: она практически ничем не сможет обогатить своего контрагента ни в плане знаний, ни в плане ценностей, ни в плане идеалов. Она также в равной степени готова уступить идейные позиции любой религии либо идеологической системе, независимо от характера исповедуемых ею верований и социальных идей. Поэтому, принимая идею В.П. Бранского о закономерности «фазового перехода» социально-культурной системы из состояния предельной деиерархизации к состоянию предельной иерархизации, следует отдавать себе отчет в том, что цена «собирания камней» и спасения социума может оказаться слишком высокой. Тенденция к иерархизации может быть воплощена в примитивной тоталитарной религиозности, несовместимой с духовно-культурной сокровищницей, доступной человеку современной светской культуры и воспринимаемой нами как ее неотъемлемое достояние.

Таким образом, глобализация, трансформируя светскую культурную матрицу в ключе постмодерна, существенно изменяет параметры светско-религиозного взаимодействия в современном мире и повышает степень его неопределенности в исторически обозримом будущем.